Вот что я делаю по утрам страстно, так это курю.
Как-то давным-давно, когда бомжи ещё ходили без мобильных, несмотря на полный сбой в работе системы навигации всех моих органов, одним безнадежно ранним утром попал я на собственный балкон. Оказалось, что в противовес авгиеву компосту во мне - в мире царит красота! Тихо, как на марсианском кладбище, а воздух такой… воздушный. Напротив жалостная березка притулилась. Она по ранней весне как первый раз голая. На ней тут же расселись воронёные голуби, послушать дискуссию тех, кто вышел ко мне в голову покурить.
Балкон прекрасен, на нем можно сидеть. И хранить то, что выкидывать уже не пора. Хотя выкидывать недалеко, мусорка напротив, отличная мусорка, с гражданской позицией: её украшает кокетливое граффити: «Алкоголь – геноцид народа!». Пока я думаю о том, что надо бы дописать: «А народ первый начал!» на чердаке уже разошлись не на шутку:
Рассудок: Хорош, надо завязывать
Организм: Да, пошел, ты! Узелок завяжется, узелок развяжется…
Рассудок: Уйду ведь.
Организм: Живут и без тебя
Рассудок: Это кто же?
Организм: Винни-Пух, Карлсон, Агузарова
Рассудок: Ты себя убьешь!
Организм: Это ты меня убиваешь!
Рассудок: А что в тебе такого, что хотелось бы сохранить?
Организм: Ну, ты.
Рассудок: Да, пошел, ты!
Короче, из озорства решил я в тот день завязать.
Чтобы не так было больно, тут же заручился поддержкой ещё одного туловища, что нашлось в квартире. То есть совершил принудительный переход товарища из собутыльника в соратники. А слыву я субъектом с репутацией человека, ко мне даже обои прислушиваются. Он, конечно, удивился, что мы не будем отмечать трехнедельное отсутствие моих домочадцев, но дружба, похмелье и безденежье творят чудеса в смысле поборничества. Я ему говорю не грусти, мол, давай пообщаемся как люди, а он мне: «Нет пива – нет юмора!»
Два часа мы продержались на чае, пельменях и телевизоре. Чай старался быть похожим на «Балтику 3», пельмени отреклись от звания закуски и самоопределились как «Лекарственные», а телевизор утешал новостями из хлопотной жизни современных людоедов. Два часа социальной адаптации. Мы уже начали распределять сэкономленные в будущем средства. К концу года я смог бы купить себе горный велосипед, а дружище расплатиться с половиной долгов. Ровно два часа понадобилось небесному отделу кадров на рассмотрение наших заявлений по собственному желанию. Отказ в принятии оных был мотивирован нехваткой квалифицированных специалистов в цехе по выработке инновационного перегара. И понеслось.
Первой ласточкой притащился знакомый хирург по кличке «Проктолог», внешности застенчивого инквизитора влюбленного в свою профессию. С полторашкой медицинского. Врачи беспощадны в своем человеколюбии. Я на всю жизнь запомнил его сумрачный диагноз: «Запивая, ты закусываешь собственной печенью!»
Буквально, следом, брат его экспериментирующий анестезиолог и тоже с чистым спиртом от чистого сердца. Такое ощущение, что у них там, в медицине кроме спирта других лекарств нет. Со словами: «Чего пить – того не миновать!» он приступил к излюбленному лечению подобного подробным.
Трогательно-заикающийся бард (0,5 коньяка) пришел принять поздравления с поступлением его в Колледж Искусств. На вокал. До этого я его просто уважал, а тут даже захотел обнять. Но мужикастые барды не очень сильно любят, когда их очень сильно любят. Потом пошли ходко: спортивные туристы с текилой, профессиональные фотографы с виски, случайно проходящие мимо с предложениями помощи.
Когда концентрация прихожан достигла более двух на квадратный кубометр бесполезной площади, квартира выплюнула всех на балкон. А он у меня, напоминаю, интеллигентный на нем именитые лауреаты фестивалей и члены всяческих союзов пукали и ему претит, когда на нем засыпают нестареющие лужеными желудками барды. Он не понимает споров о завуалированном лиризме. Особенно не любит, когда его называют лоджией. Захлопнулся он.
Поржали, конечно, пока качество выпитого резко не захотело вернуться в количество.
Медицина, как и положено, чем смогла, встала на защиту здоровья граждан.
Вы когда-нибудь видели сто десять хирургических килограмм в болотниках и телогрейке летящих с балкона пусть даже первого этажа? Благо входная дверь в тот день не закрывалась. Без ложного стеснения можно утверждать, что всех нас спас «Проктолог». Отметили и это.
Потом у меня случился серьезный провал в созерцании эффекта от принятого решения. В это время во Вселенной кончились пельмени - утверждают, что два раза еще ходили именно за ними.
Воскресил меня поэт Кузьмин(пиво и початый вермут). Пришел прочесть прозу «Влияние пентатоники на урожай риса в дельте Хуанхе». На словах «Теория ускорения знаков препинания, в конце сложносочиненных предложений используемых на приполярных широтах за исключением четырех норвежских фюльке» я эмигрировал в свою фаянсо-кафельную Венецию. Надо было срочно найти доказательства, что я еще живой и все еще здесь. От икоты не всё получилось, но зато я сформулировал, что поэты это те, кто может сделать татуировку капельками вермута на море скупо разбавленного спирта. После чего я малодушно взял поварешку позвонил в бухгалтерию дьявола и орал, что аванс я верну и не надо больше посылать мне исполнительных листов. На что меня тут же на балконе познакомили с человеком по имени Дима-Шура. Он чокался особенно увлеченно, а когда я заметил, что уже не буду потому как во мне неожиданно и нежно обручились «не хочу» и «не могу», он сказал, что именно из-за таких отдельных организмов все прогрессивное инопланетное сообщество и не собирается налаживать с нами контакт. Я тут же оговорился и назвал его Шура-Дима, а он прямо с моего балкона улетел в Берлин на симпозиум, кажется, лингвистов. Как его звали на самом деле, я так и не выяснил, но вот что меня поразило больше всего – можно прямо с моего балкона и на Берлин.
В оконцовке принимал давно знакомую барышню (скромная поллитровка), которая на тост: «За дам! Не пропадай больше так надолго…» подняла пол бокала водки и сообщила, что операция по перемене пола у неё прошла успешно и теперь она не Кира, а Кирилл. Мол, за нас, мужиков. Через семь минут отхрустев пельменями сказало, что рот уже можно закрыть. Дружище мой от обилия эзотерии то ли уснул, то ли спрятался в обмороке. Я же сославшись на творческую диарею, ретировался на балкон.
Организм: Мусорка вроде на месте. Но завязывать надо.
Рассудок: Угу. И берёзка. Пошёл я.
Глазами, полными до краёв мечтою о капельнице посмотрел я укоризненно в небеса. Последней мыслью было: «И на хрена мне горный велосипед? У нас в переулке и гор-то нет…»
С тех пор зарёкся зарекаться.
Фотку цепляю, чтобы не подумали будто я здесь хоть что-то сочинил.
